ИстЛяп

Водолазкин Евгений Германович:

О блокаде Лихачёвым написано несколько десятков страниц. Собственно говоря, не так уж много. Но по мнению многих, его «Воспоминания» — самое сильное, что сказано об этом времени. И самое страшное. Без страха перед физиологическими подробностями и без «сюсюка», как с прямотой бывшего зэка Лихачёв называл советскую литературу о блокаде. Его собственные воспоминания не просто трагичны. За лишённым риторики, почти монотонным перечислением происходившего явственно проступает эсхатологическое начало. Он рассказывает о случаях величайшего самоотречения и немыслимых зверствах. Рассказывает о Пушкинском Доме, об умиравших один за другим литературоведах, о дирекции, объедавшейся за закрытыми дверями и торговавшей институтской квотой на эвакуацию. Этот Дом был лишь маленькой моделью города, пожираемого блокадой. Города с нечеловечески страдающими людьми. С Андреем Ждановым во главе, получавшим спецрейсами ананасы. Сохранявшим силы для своего главного литературоведческого труда, опубликованного в 1946 году.