Разин казнил в Астрахани 66 человек

фото Николая Кондакова

Прилепин Захар (Евгений Николаевич):

Только в Арзамасе воевода Долгорукий казнил 11 тысяч смутьянов. Напомним, что самое бессмысленное и беспощадное проявление разинского бунта случилось в Астрахани, где по решению круга атаманом было казнено 66 человек. То есть бандит Разин казнил 66 человек, а Долгорукий, он был не бандит, он был князь, поэтому 11 тысяч человек.

Заискивая перед нынешней властью, Прилепин забавно компенсирует это воспеванием бунтарей прошлых веков и подтасовывает количество жертв в их пользу. Про 11 тысяч казнённых в Арзамасе он взял из публикации «Известия о бунте Стеньки Разина» англичанина Томаса Ньюкомба, который в тот момент находился в России. Ньюкомб на стороне царских властей и вряд ли преувеличивает. Однако из его текста очевидно, что речь идёт отнюдь не о жителях городка, в котором согласно переписи населения 1897 года проживало всего 10 592 человека, а двумя веками ранее — много меньше. Просто Долгорукий устроил там свою ставку, и свозил в неё пленных со всех мест, где действовали его отряды.

Повстанцы казнили куда больше, чем сочиняет Прилепин, и далеко не всегда по решению казачьего круга. Один из крупнейших историков России Сергей Соловьёв, их атаману отдавал должное. В своей «Истории России с древнейших времён» он писал, что «Разин был истый козак, один из тех стародавных русских людей, тех богатырей, которых народное представление единяет с козаками, которым обилие сил не давало сидеть дома и влекло в вольные козаки, на широкое раздолье в степь, или на другое широкое раздолье — море, или по крайней мере на Волгу-матушку».

И в то же время, описывая действия разинцев в Астрахани, Cоловьёв опирался на документы и показывал, что счёт убитым сразу же после захвата города пошёл на многие сотни:

«Прозоровского, дьяка, голов стрелецких, дворян и детей боярских, сотников и подьячих всех перевязали и посадили под раскат дожидаться козацкого суда и расправы. Суд и расправа были коротки: явился атаман и велел взвести воеводу на раскат и оттуда ринуть на землю. Других несчастных не удостоили такого почёта: их секли мечами и бердышами перед соборною церковью, кровь текла ручьём мимо церкви до Приказной палаты; трупы бросали без разбору в Троицком монастыре в братскую могилу; подле могилы стоял монах и считал: начёл 441».

В дальнейшем расправы продолжались.

«Каждый день кровавые потехи: по мановению пьяного атамана одному отсекут голову, другого кинут в воду, иному отрубят руки и ноги; то вдруг смилуется Стенька, велит отпустить несчастного, ожидающего казни. Детям понравилась потеха отцов: и они завели круги и, кто провинится, бьют палками, вешают за ноги, одного повесили за шею — и сняли мёртвого… Разин, уезжая, оставил здесь вместо себя атамана Ваську Уса и объявил астраханцам, что они могут управиться сами с остальными своими лиходеями. Астраханцы не долго медлили: 3 августа бунт, порубили бердышами подьячих Якова Трофимова и Ивана Бесчастного с товарищами… После пытки митрополита повели на казнь, на раскат: проходя тем местом, где лежал ещё труп убитого за него Мирона, Иосиф осенил его и поклонился. Взвели на раскат, посадили на край и хотели сринуть: Иосиф испугался последней минуты, ухватился за козака и поволок было его с собою; тогда воры положили его на бок на краю раската и столкнули. Это были самые отчаянные воры, которые работали на раскате, Алешка Грузинкин с немногими товарищами. Самая деятельность поддерживала их ожесточение, их опьянение. Но с другим чувством стояло большинство воров внизу, подле раската; их страх увеличивался всё более и более с приближением дела к развязке, и, когда наконец тело Иосифа ударилось об землю, козакам послышался страшный стук: они обомлели и минут с двадцать стояли в глубоком молчании, повеся головы. Потом опохмелились пыткою и казнию воеводы князя Семёна Львова».

Похожая картина наблюдалась и в городах помельче:

«Стенька поплыл дальше; плыл он теперь на тридцати пяти стругах; вместо тысячи было уже у него 1500 человек, проплыл мимо Чёрного Яра, ограбил, прибил, высек плетьми встретившегося ему воеводу Беклемишева, выплыл морем к устью Яика, где уже ждали его свои: старый богомолец, взявши с собою сорок человек, подошёл к воротам Яицкого городка и послал к стрелецкому голове Яцыну, чтоб пустил их в церковь помолиться; Разин с товарищами был впущен, ворота за ним заперли, но он уже был хозяином в городке: товарищи его отпёрли ворота и впустили остальную толпу; Яцын с своими стрельцами не сопротивлялся, но и не приставал явно к ворам. Это не понравилось атаману: вырыли глубокую яму, у ямы стоял стрелец Чикмаз и вершил своих товарищей, начиная с Яцына: сто семьдесят трупов попадало в яму. Зверь насытился и объявил остальным стрельцам, что даёт им волю: хотят — остаются с ним, хотят — идут в Астрахань. Одни остались, другие пошли; но при виде людей, которые уходили, не сочувствуя искателям зипунов, уходили, чтоб увеличить средства страшного и ненавистного государства, Стенька снова рассвирепел и поплыл в погоню за ушедшими; козаки нагнали стрельцов и начали им кричать, чтоб были с ними вместе; видя, что они не слушаются, воры начали их рубить и бросать в воду; тогда некоторые послушались и пристали к козакам, другие успели спрятаться в камышах».

Очевидно, что и царские войска и повстанцы стоили друг друга, а казнено или просто перебито во время погрома и грабежа захваченных городов с обеих стороны много тысяч.